Трезубец Нептуна [= Копье Нептуна] - Александр Прозоров

— Хорошо, что мы сели не на Викару, сэр. — Вайт присел и вытер тесак о траву.

— Хорошо, — согласился Атлантида. — Будьте любезны, сэр, вырежьте из ляжки этого несчастного кусок мяса для анализа.

— Вы хотите сказать, мы будем есть это… существо?

— А кого вы предлагаете?

— Как-то не знаю… Мы только что сражались… И вдруг так, вульгарно — в суп?

— Можно в духовку, сэр, — пожал плечами археолог. — Но вначале необходим анализ.

— То есть вот так взять и вырезать? Из существа, которое только что дышало, бегало, дралось, было живым?

— Послушайте, сэр Теплер, — покачал головой Атлантида, — вы что, никогда не ели бифштексов? Или это не вы так любите «Красных ласточек»? Может быть, вы считаете, что мясо для них вырастает на яблонях? Или думаете, что, не участвуя в забое скота лично, вы стали вегетарианцем? Короче: хотите есть, отрежьте мясо.

— Ладно, сэр. — Миллионер снова взялся за только что тщательно протертый тесак. — Сейчас принесу.

«Не ядовит».

«Содержание усвояемых аминокислот — 92 %».

«Минералогический состав от нормы — 47 %».

«Регенерации подлежит», — решил анализатор камбуза.

— Отлично, сэр! — искренне обрадовался Атлантида. — Эту ящерицу можно преспокойно жарить и есть! Ну, сейчас мы соорудим роскошную отбивную.

Напарники выпрыгнули из катера, бодрым шагом направились в зарослям и… обнаружили вместо только что добытой дичи чистенько обглоданный скелет.

— Пожалуй, — пробормотал Рассольников, крепко сжимая трость и опасливо косясь направо и налево, — пожалуй, мне здесь нравится все больше и больше.

Над зарослями начали ощутимо сгущаться сумерки, и путешественники предпочли отступить на корабль.

— Сунгари, какова длительность суток на планете? — поинтересовался Атлантида, задраивая входной люк.

— Двадцать один час пятьдесят три минуты.

— Плохо, — покачал головой археолог. — К увеличению суток привыкнуть легче. Как на Ершбике, например. Ну что, сэр Теплер, будем укладываться спать?

— Спасибо, сэр, — покачал головой Вайт. — Мне нужно составить заявку на основание колонии.

Похоже, миллионер не собирался отступать — он имел твердое намерение измором выдавить из Рассольникова необходимые на оплату спасения двести тысяч кредитов. Впрочем, Атлантида тоже не испытывал желания платить за все из своего кармана. Он приготовился терпеть до самого последнего упора.

— Может, вам помочь, сэр? — дружелюбно предложил Платон. — Мне ночью все равно делать нечего.

— Да нет ничего сложного в этой заявке, — усмехнулся в ответ толстяк. — Насколько я помню, колонией признается любое поселение на планете, приобретшее черты организованного общества. То есть если бы мы просто потерпели крушение, будь нас хоть миллион, давились подножной травой и кочевали из края в край, чтобы от тоски не вцепиться друг другу в горло, то колонией нас никто бы не признал. А поскольку мы организовались в простую и понятную конституционную монархию, стало быть, общество достигло в своем развитии необходимого уровня и может считаться равноправной колонией землян. Я сейчас просто сверюсь по Кодексу, набросаю заявку и тут же ее отошлю.

— Понятно, Ваше Величество, — кивнул Рассольников. — Тогда не стану вам мешать. Спокойной ночи.

— Вставайте, сэр, вставайте! — Тон миллионера был возбужденно-радостным.

— Что случилось? — с трудом разлепил веки Рассольников.

— Я был в рубке, сэр. Там, на экране, видно мясо. Идемте скорее!

Спросонок ничего не успевший понять Атлантида натянул брюки, набросил пиджак и следом за толстяком пошел к входному люку. Поднял тяжелые рычаги, толкнул тяжелую створку и зажмурился от ударившего по глазам яркого солнца.

— Вот там, правее…

Оказывается, «мясом» Вайт назвал ящера размером с овцу. Дичь сидела на высоком и пушистом, как беличий хвост, хвоще, время от времени щелкала крокодильей пастью, усеянной мелкими зубчиками, и раскрывала широкие, покрытые короткой шерстью крылья, которые археолог поначалу принял за кожаный плащ. Сообразив, что перед ним не забравшийся на дерево абориген, Атлантида спрыгнул на песок и оглянулся на напарника:

— Ну и что вы хотите, сэр?

— Сбейте его чем-нибудь, сэр Платон! Ведь улетит! Столько мяса улетит! Нам на неделю хватит. — Миллионер спрыгнул рядом. — Ну, же, действуйте!

— Чем я его собью? — пожал плечами Рассольников. — Бластеров у нас на борту нет, разрядников тоже. И излучатели в первую комплектацию не входят. Вы из лука стрелять умеете?

— Умею.

— Это плохо…

— Почему?

— Потому, что лука у нас тоже нет, но если бы вы не умели из него стрелять, было бы не так обидно…

— Да мне не до шуток, сэр Платон, — злобно зашипел толстяк. — Я есть хочу. Его нужно как-то подбить.

— Ну… — Рассольников покрутил в руках трость, оглядывая напарника с ног до головы. — Ага… А пращой вы никогда не пользовались?

— Нет, — замотал головой Вайт. — А что это такое?

— Фу, сэр! — поморщился Платон. — Вы же коллекционер холодного оружия и просто обязаны знать! Брался ремень, в его изгиб закладывался камень, после чего ремень раскручивался и камень метался в цель. Хороший выстрел из пращи в щепки разносил щит или пробивал легкий доспех.

— Я коллекционирую холодное оружие, а не огнестрельное, — огрызнулся толстяк. — Причем здесь праща?

— Как это причем, сэр? Вы ведь хотите подстрелить птичку?

С этими словами Атлантида расстегнул пиджак, снял ремень, сложил его вдвое. Прошелся по пляжу и, выбрав голыш примерно килограммового веса, заложил снаряд на изгиб.

— Сейчас попробуем теорию в деле. — Археолог в несколько оборотов раскрутил ремень и отпустил его конец.

Сорвавшийся с крепления полилингвист просвистел в воздухе и с хрустом пробил толстый ствол хвоща в полуметре под ящером. Голыш тоже попал в ствол, но значительно ниже.

— Ор… орфография с крылышками, — в сердцах выругался Платон.

Ящер распахнул розовую изнутри пасть и прохрипел нечто издевательски-одобрительное.

— Ну-ка, дайте я, — отодвинул Рассольникова в сторону Вайт, снял ремень, аккуратно переложив мультипереводчика в карман, выбрал овальный камешек и раскрутил пращу. — Есть!

Как бы не так! Камень взмыл вертикально вверх, и археолог, решив не рисковать головой, шмыгнул в люк. Мысленно сосчитав до двадцати, он высунулся обратно: миллионер, целый и невредимый, уже раскручивал очередной булыжник. Новый снаряд полетел почти в нужном направлении, хотя и слишком высоко. Атлантида выбрался на песок, встал рядом и тоже изготовился к стрельбе.

Камни с устрашающим свистом пролетали справа и слева от ящера, у него над головой, сносили листья окружающих папоротников и перерубали их стволы — однако дичь оставалась не только нетронутой, но и непуганой. В конце концов местной пичуге надоело ждать, пока ее превратят в отбивную. Она расправила крылья, спрыгнула вниз, стремительно разогналась и заскользила над самой водой, опустив нижнюю челюсть ниже поверхности. Спустя несколько секунд в пасти забилось длинное гибкое существо, похожее на змею, и ящер, величественно взмахивая мохнатыми опахалами, скрылся над кронами.

— Ну что ж, зато хорошо размялись, — подвел итог Атлантида. — Идемте завтракать, сэр.

— Опять этим студнем? Ни за что! Пока не добудем нормального мяса, я вообще есть не стану!

Рассольников решил, что принципиальная позиция напарника достойна уважения, и спорить не стал. Правда, пытаясь понять, откуда взялась такая стойкость к бескормице, археолог открыл на камбузе холодильник, заглянул внутрь и понимающе кивнул: просроченные консервы исчезли. Сам Атлантида не то чтобы исповедовал полный аскетизм, но при необходимости мог не обращать внимания на качество еды, если того требовали обстоятельства. Ему не раз приходилось подолгу сидеть на одном питательном желе, если график раскопок не вписывался в отведенное время и обычные припасы заканчивались. Организм, кстати, воспринимал «столярный клей» с полной благосклонностью, и пара дней подобной диеты полностью восстанавливала работоспособность пищеварительной системы после того, как человек из любопытства или по дурости объедался какой-нибудь дрянью.

После завтрака археолог забрался в рубку и принялся внимательно изучать экраны внешнего обзора. Оптическая система внешнего наблюдения позволяла давать увеличение в тысячи раз, и это очень могло пригодиться, заметь он вдалеке какое-нибудь движение.

Насчет загадки исчезновения динозавров Рассольников говорил не просто так — это действительно являлось одним из самых таинственных секретов земного прошлого. Хотя ответ на подобный вопрос и не принес бы ему ощутимых финансовых выгод, тем не менее Платон, как истинный историк, был готов потрудиться и просто ради того, чтобы обессмертить свое имя.